Всякая насильственная смерть кошмарна. Но когда люди гибнут в дыму и пламени взрыва, мгновенно, даже не успев понять, что случилось — это все-таки меньше потрясает воображение. А монстр, полтора часа расхаживавший по островку и стрелявший в безоружных людей, которым некуда убежать — это сцена из фильма ужасов.
Тот, кто это сделал — чудовищный преступник и моральный урод, которому не может быть никакого оправдания. Я — принципиальный и убежденный противник смертной казни, но бывают моменты, когда начинаешь жалеть, что в Европе она отменена.
Все вышесказанное, на мой взгляд, настолько очевидно, что не нуждается в проговаривании. Но я все же решил с этого начать, чтобы в свете дальнейших речей не оказаться превратно понятым.
Меня неприятно резануло то, что норвежские, а следом за ними мировые политики и СМИ упорно замалчивают ключевое обстоятельство — это был не просто молодежный лагерь, а лагерь, в работе которого участвовало много иммигрантов и их детей.
Не лучший способ решать проблему — делать вид, что ее нет, а вот просто какой-то выродок, ни с того ни с сего, взял и пострелял людей. Почему? А таким уж уродился!
Поскольку какое-то количество людей с отклонениями неизбежно появляется в любом социуме, то выходит, что трагедия на Утойе — стихийное бедствие, от которого не застрахуешься, и делать, в общем, ничего и не нужно. Между тем, по моему скромному мнению, делать очень даже есть что.
В современном мире доминируют два подхода к вопросу миграции: политкорректный и фашистский. При диаметральной противоположности, они сходятся в одном: общественные процессы никак нельзя предоставить их естественному ходу, непременно нужно управлять и регулировать.
К сожалению, в дискуссионном поле практически отсутствует третий подход, либеральный: все свободны, равны в правах и обязанностях, и никто никому ничего не должен.
Этнически чистые территории — утопия. Племена, народы и культуры перемешивались еще в доисторическую эру.
Но что, по идее, должен делать человек, переселяющийся в страну с более высокой цивилизацией и уровнем жизни? Да то же самое, что делает устроившийся на хорошую работу в новый коллектив: радоваться обретенным возможностям, трудиться вдвое против остальных, чтобы завоевать место под солнцем, держаться скромно, чтобы не вызывать у окружающих раздражения, и как можно скорее стать своим.
В частности, элементарный такт предписывает иммигранту, даже ставшему полноправным гражданином, не очень усердствовать по части политической активности. Это пока не его страна, человеку, прибывшему из другого мира, сложно судить, что для нее хорошо и что плохо. Задача иммигранта — построить дом и дать высшее образование детям.
Всякая дискриминация и гонение на приезжих омерзительны. Но и как-то особенно с ними носиться никто не обязан. В конце концов, это они захотели здесь жить, никто насильно не тянул. Приехал, легализовался, и все, дальше — сам.
Ничто так положительно не влияет на человека, как свобода и ответственность.
Вместо этого политики и интеллектуальная элита Запада уже несколько десятилетий пытаются внушить европейцам ложное чувство, будто они исторически в ба-а-альшом долгу перед «третьим миром». В том числе, норвежцы, которые никогда никакими колониями не владели. И надо отдавать этот долг, устраивая часть населения «третьего мира» у себя с максимальным комфортом. Проявлять бесконечное терпение, даже когда наступают на ногу.
Право на свободу выбора место жительства оказалось подменено обязанностью принимающей стороны.
Началась массированная материальная поддержка иммигрантов за счет коренного населения, чьи предки тут все создали и построили. При том, что европейская система семейных и детских пособий создавалась в расчете на западную семью с одним-двумя детьми.
При решении вопроса, кому разрешить въезд, а кому нет, предпочтение отдавалось, и до сих пор отдается не тем, кто способен больше сделать для принимающего общества и легче интегрироваться в него, а тем, кто сумеет доказать, что на родине им плохо.
Усиленно продвигалась идея мультикультурализма, о несостоятельности которой, слава Богу, уже заговорили даже Кэмерон, Меркель и Саркози. В переводе на понятный человеческий язык она означает, что приезжие имеют право жить в стране по своим законам и обычаям и даже открыто выражать презрение и ненависть к ней. Можно чуть ли не оправиться посреди улицы, если произнести заветные слова: «Это часть моей культуры!»
С сомневающимися не вступали в дискуссию, а с ходу клеймили «грязными расистами», которым среди приличных людей не место. Возник даже особый термин: «репрессивная политкорректность».
Крайность рождает другую крайность. И появляются брейвики.
Страшнее всего то, что тысячи людей фактически думают так же, как он, только не готовы к подобным дикостям.
В последнее время в Европе постоянно говорят о корректировке миграционной политики. Но понимают под ней, в основном, ограничение въезда. А мне кажется, корректировать надо отношение общества и государства к уже приехавшим, и отношение иммигрантов к обществу, которое они для себя выбрали.
«Вы прямо сейчас предлагаете открыть дискуссию?» — сказал профессор Преображенский. Именно так. Самое время. Уже не только прозвенел тревожный колокольчик, но и клюнул жареный петух.
Тот, кто это сделал — чудовищный преступник и моральный урод, которому не может быть никакого оправдания. Я — принципиальный и убежденный противник смертной казни, но бывают моменты, когда начинаешь жалеть, что в Европе она отменена.
Все вышесказанное, на мой взгляд, настолько очевидно, что не нуждается в проговаривании. Но я все же решил с этого начать, чтобы в свете дальнейших речей не оказаться превратно понятым.
Меня неприятно резануло то, что норвежские, а следом за ними мировые политики и СМИ упорно замалчивают ключевое обстоятельство — это был не просто молодежный лагерь, а лагерь, в работе которого участвовало много иммигрантов и их детей.
Не лучший способ решать проблему — делать вид, что ее нет, а вот просто какой-то выродок, ни с того ни с сего, взял и пострелял людей. Почему? А таким уж уродился!
Поскольку какое-то количество людей с отклонениями неизбежно появляется в любом социуме, то выходит, что трагедия на Утойе — стихийное бедствие, от которого не застрахуешься, и делать, в общем, ничего и не нужно. Между тем, по моему скромному мнению, делать очень даже есть что.
В современном мире доминируют два подхода к вопросу миграции: политкорректный и фашистский. При диаметральной противоположности, они сходятся в одном: общественные процессы никак нельзя предоставить их естественному ходу, непременно нужно управлять и регулировать.
К сожалению, в дискуссионном поле практически отсутствует третий подход, либеральный: все свободны, равны в правах и обязанностях, и никто никому ничего не должен.
Этнически чистые территории — утопия. Племена, народы и культуры перемешивались еще в доисторическую эру.
Но что, по идее, должен делать человек, переселяющийся в страну с более высокой цивилизацией и уровнем жизни? Да то же самое, что делает устроившийся на хорошую работу в новый коллектив: радоваться обретенным возможностям, трудиться вдвое против остальных, чтобы завоевать место под солнцем, держаться скромно, чтобы не вызывать у окружающих раздражения, и как можно скорее стать своим.
В частности, элементарный такт предписывает иммигранту, даже ставшему полноправным гражданином, не очень усердствовать по части политической активности. Это пока не его страна, человеку, прибывшему из другого мира, сложно судить, что для нее хорошо и что плохо. Задача иммигранта — построить дом и дать высшее образование детям.
Всякая дискриминация и гонение на приезжих омерзительны. Но и как-то особенно с ними носиться никто не обязан. В конце концов, это они захотели здесь жить, никто насильно не тянул. Приехал, легализовался, и все, дальше — сам.
Ничто так положительно не влияет на человека, как свобода и ответственность.
Вместо этого политики и интеллектуальная элита Запада уже несколько десятилетий пытаются внушить европейцам ложное чувство, будто они исторически в ба-а-альшом долгу перед «третьим миром». В том числе, норвежцы, которые никогда никакими колониями не владели. И надо отдавать этот долг, устраивая часть населения «третьего мира» у себя с максимальным комфортом. Проявлять бесконечное терпение, даже когда наступают на ногу.
Право на свободу выбора место жительства оказалось подменено обязанностью принимающей стороны.
Началась массированная материальная поддержка иммигрантов за счет коренного населения, чьи предки тут все создали и построили. При том, что европейская система семейных и детских пособий создавалась в расчете на западную семью с одним-двумя детьми.
При решении вопроса, кому разрешить въезд, а кому нет, предпочтение отдавалось, и до сих пор отдается не тем, кто способен больше сделать для принимающего общества и легче интегрироваться в него, а тем, кто сумеет доказать, что на родине им плохо.
Усиленно продвигалась идея мультикультурализма, о несостоятельности которой, слава Богу, уже заговорили даже Кэмерон, Меркель и Саркози. В переводе на понятный человеческий язык она означает, что приезжие имеют право жить в стране по своим законам и обычаям и даже открыто выражать презрение и ненависть к ней. Можно чуть ли не оправиться посреди улицы, если произнести заветные слова: «Это часть моей культуры!»
С сомневающимися не вступали в дискуссию, а с ходу клеймили «грязными расистами», которым среди приличных людей не место. Возник даже особый термин: «репрессивная политкорректность».
Крайность рождает другую крайность. И появляются брейвики.
Страшнее всего то, что тысячи людей фактически думают так же, как он, только не готовы к подобным дикостям.
В последнее время в Европе постоянно говорят о корректировке миграционной политики. Но понимают под ней, в основном, ограничение въезда. А мне кажется, корректировать надо отношение общества и государства к уже приехавшим, и отношение иммигрантов к обществу, которое они для себя выбрали.
«Вы прямо сейчас предлагаете открыть дискуссию?» — сказал профессор Преображенский. Именно так. Самое время. Уже не только прозвенел тревожный колокольчик, но и клюнул жареный петух.
Комментариев нет:
Отправить комментарий